Бесплатный ознакомительный фрагмент книги (примерно 40-50%)
– Стася, вставай!
– Это не меня, – сквозь сон подумала Стася. – Чур, я не Стася.
– Стаська, в школу опоздаешь!
– Опять же не мне, – и Стася повернулась на другой бок. – Я не могу опоздать в школу, я только что легла… Ещё даже не заснула…
– Да вставай же!
Стася вжалась в подушку – как будто её тут вообще нет. Растворилась.
– Меня нет, – пробормотала она. – Меня похитили инопланетяне.
– А пижаму оставили? – скептически спросила мама, тыкая пальцем в пижаму и в то, что в пижаме.
– Пижаму оставили, – сказала Стася. – Зачем им пижама, у них ног нет, одни усики.
– А ты им зачем?
– Такая хорошая Стася каждому пригодится, – и Стася, вздохнув, встала на четвереньки. Хитрая мама всё-таки её разбудила интересным разговором про инопланетян. Но сдаваться Стася не собиралась и, стоя на четвереньках, закрыла глаза. Мама потянула за ногу. Стася потеряла равновесие и снова шлёпнулась на подушку.
– Ну вот, – огорчилась мама. – Столько усилий – и опять она улеглась. Спишь?
– Сплю, – согласилась Стася и сильнее зажмурилась.
– Может, тебя пощекотать? – задумалась мама.
– Не надо, – возразила Стася. – А если будешь щекотать, то не пятку, а шейку.
Мама пощекотала шейку. Стася замурлыкала, будто она котёночек. Получилось так правдоподобно, что кошка Картахена с интересом свесилась с подоконника, где наблюдала за снегопадом.
– А Сашку ты почему не будишь? – спросила Стася у мамы. – Ты её больше любишь?
– Саше ко второму уроку, – объяснила мама. – У неё историчка заболела. А папа только к третьему уроку пойдёт. Тем более он устал в дороге.
Папа и мама работали учителями в Стасиной школе. А старшая сестра Саша работала там же ученицей в 8-м классе.
– Всё, – сказала мама. – Время кончилось.
– Вообще всё? – поинтересовалась Стася. – Конец света?
– Нет, до конца света ещё немного осталось, – утешила её мама. – А вот до начала урока…
Стася вздохнула и задом сползла с кровати.
– Тапок нет, – проворчала она, шаря босой ногой по полу. – Они по ночам разбегаются. Наверное, пасутся. Или охотятся.
– Ты глаза-то открой, сразу тапочки отыщутся, – посоветовала мама. Но Стася отказалась открыть глаза, потому что свет их резал. Она нащупала-таки тапки и, поддерживая сползающие штаны, поплелась в туалет.
У неё были очень непослушные пижамные штаны, чуть потеряешь бдительность – и они свалятся. Потому что у Стаси была очень худая талия. И все остальное тоже худое. У всех взрослых при виде Стаськи возникало острое желание накормить её побольше, чтобы не видеть этих торчащих рёбер. Стася этим всегда пользовалась, потому что аппетит у неё был хороший на всё, кроме овсянки, а худая она была из вредности, как говорила мама.
Итак, Стася стояла в ванной и задумчиво мазала лицо водой. «И зачем придумали это умывание, – ворчала она, – намокаешь-намокаешь, а потом опять всё вытирать приходится. И зубов у человека тоже слишком много, пока все их вычистишь – замаешься. А потом зубы мудрости вырастут и их ещё больше станет. Кошмар!»
– Стася, ты не утонула? – в ванную заглянула мама.
– Нет ещё, – сказала Стася. – Но если ты будешь меня всё время поднимать в такую рань, я вообще утоплюсь. Ещё, наверное, полночь.
– Не утопишься, – возразила мама. – У нас восьмой этаж, напор воды очень плохой, еле капает. Пошли на кухню, каша стынет.
– Какая каша? – уточнила Стася.
– Овсяная! – с деланым энтузиазмом сообщила мама.
– Ты вообще меня не любишь! – возмутилась Стася. – Будишь в полночь, кормишь овсянкой… Лучше пристрели сразу, чтобы не мучилась.
И поползла на кухню. Овсянка растекалась по тарелке и мерзко хихикала.
– Ты знаешь, что такое садизм? – спросила образованная первоклассница Стася. – Это когда издеваются над ребёнком и заставляют есть овсяную кашу. Лучше бы шоколаду дала. Мать называется.
– Садизм – это заставлять бедную меня каждое утро тебя будить и заплетать косички, – вздохнула мама, расчёсывая Стаськины лохмы. – Ну что ты творишь с бедной кашей, зачем ты её размазываешь по тарелке? И стол весь в каше…
– Она горячая, – сказала Стася. – И ещё я на ней ложкой цветочки нарисовала. Для красоты. Хотя овсянку цветочками не исправишь…
– Совершенно холодная каша, – возразила мама.
– Тогда её надо подогреть, – обрадовалась Стася. – От холодной каши у меня горло заболит. Видишь, с краю в каше сосулька? Ага, и инеем покрылась…
– Всё, – угрожающе сказала мама. – Терпение моё кончилось. Принимаю репрессивные меры.
Но Стася не испугалась. Когда мама говорила, что терпение кончилось, это значит, его ещё немного осталось. У мамы была уйма терпения, целые залежи. А «репрессивные меры» – это было что-то непонятное и поэтому нестрашное.
– Ешь скорее! – сердито сказала мама. Стася вздохнула и отправила в рот первую ложку.
– Стася, правда опоздаем, – и мама завязала на косичке бант.
Вообще-то времени действительно было много, а опаздывать Стася не любила. Поэтому она поднажала, запихнула всю кашу в рот и с набитыми щеками пошла одеваться. Жевать таким полным ртом было невозможно, и Стася надеялась, что овсянка как-нибудь сама рассосётся. Но вредная каша не рассасывалась. Стася начала надевать блузку. Ворот был тесный, и раздутые кашей щёки в него не пролазили. Застрявшая Стася растерялась, положение казалось безвыходным.
– Скорее, – торопила мама, тоже одевавшаяся в соседней комнате.
Стасе пришла в голову гениальная идея. Она сбегала в ванную и выплюнула кашу, потом быстренько пропихнула её в раковину и смыла из крана – чтоб никто не догадался.
– Ты куда бегала? – подозрительно спросила мама.
– Умываться, – пояснила Стася, глядя на маму невинными глазами. – А то я как-то недоумывалась.
– Странно, – пожала плечами мама. – Непохоже на тебя. Ну, ты готова? Пошли.
Стаська вздохнула. Где-то в чемоданах лежали японские подарки, которые поздно ночью привёз папа.
Лежат, бедные, совсем нераспакованные. И Стасе приходится бросать их на произвол судьбы.
Школа была далеко – три остановки на автобусе. Стася с мамой втиснулись в автобус и привычно расплющились между пассажирами. Стасе всегда было немного страшно – а вдруг её насовсем раздавят? Пассажиры были большие, а Стаська на их фоне мелкая, как таракан. Она задрала голову – стоишь, словно в колодце, а над ней возвышаются уходящие в бесконечность мужчины и женщины, и их головы маячат где-то высоко-высоко, на уровне небоскрёбов.
Пальто, в которое Стася уткнулась носом, было колючее и противно пахло табаком, и Стася завертелась вокруг своей оси, чтобы уткнуться в какую-нибудь более мягкую шубу. Кто-то охнул – это Стася при повороте контузила его ранцем. Но ругаться не стали. Хорошо, а то некоторые ругались и убеждали Стасю, что это потому в автобусе так тесно, что она много места занимает.
Потом у Стаси зачесалась коленка. Наклониться и почесать её не было никакой возможности, поэтому Стася попыталась потереть коленку обо что-нибудь твёрдое. Но вокруг всё было мягкое. Стася заёрзала, дёргая ногой.
– Не лягайся, – сказала мама. – Я и так еле стою на одной ноге.
– Почеши мне коленку, – попросила Стася. – Вон ту, что около тебя.
Мама тоже не могла нагнуться и попыталась почесать своей коленкой Стасину.
– Ой, – сказала она. – По-моему, это не твоя коленка. Извините, я кого-то почесала.
Но никто не признался. А у Стаси зачесалось под лопаткой, но сразу перестало, как только ей на голову поставили чью-то сумку.
– Осторожно! – сказала мама. – Там ребёнок.
– Где? – удивилась тётенька с сумкой.
– Внизу, – пояснила мама. – Под вашей сумкой.
– А зачем вы его туда засунули? – возмутилась тётя. – Он мне мешает.
– Мне иногда тоже, – вздохнула мама и спасла Стасю из-под сумки.
Тётя хотела ещё что-то сказать, но мама ввинтилась в толпу, грозно спрашивая всех: «Вы выходите? Вы выходите?» Стаську она тащила за собой, и та каждый раз боялась, что рука оторвётся и Стася на всю жизнь останется в автобусе. Но рука была крепко прицеплена, и через минуту мама и Стася вываливались на волю.
– Уф! – сказала мама. – Свобода!
– Сколько сегодня пуговиц оторвали? – поинтересовалась Стася.
– Всего одну, – проверила мама.
– Не густо, – сказала Стася. – Вчера больше было.
И они пошли в школу по узкой заснеженной тропинке, время от времени сползая в кювет.
Школу Стася любила. Потому что после утреннего автобуса школа воспринималась просто как рай. Там было не так тесно и ругались гораздо меньше.
Стася зашла в вестибюль. Пристроилась на свободную скамейку снимать всякие штаны-кофты-валенки. Это был очень длинный и сложный процесс, но по сравнению с автобусом опять же одно удовольствие. Мама ей не помогала из педагогических соображений, а сразу пошла в учительскую раздеваться. Наконец расправившись с одеждой, Стася отправилась вешать шубу и мешок со сменной обувью в гардероб.
Всё шло как всегда. Никаких приключений не предвиделось.
Кого инопланетяне ни за что бы не похитили, так это хозяйку квартиры двадцать три, школьную уборщицу Клару Никифоровну. Уж она всё время была начеку, закрывала квартиру на три замка, располагала у кровати икону со святой Кларой, пирамидку из шунгита и вырезку из газеты «Народный целитель» с заговором от внеземного разума. Заговор честно предупреждал, что у непрошеных инопланетян, если что – «щупальца одеревенеют, антенны окаменеют, усики отвалятся». К тому же школьный завхоз обещал отдать уборщице телескоп, который давно пора было списать. Так что Клара Никифоровна не оставляла инопланетянам даже шанса приблизиться к окраинам её квартиры.
Другое дело – земная мафия. Здесь нужна защита понадёжнее. Поэтому хозяйка квартиры двадцать три держала недалеко от двери топор, а на подоконнике – «Уголовный кодекс».
Утро Клары Никифоровны начиналось с включения телевизора. Святая Клара – покровительница телевидения – одобрительно кивала с иконы и вводила тёзку в курс мирских дел.
Эфир открывала любимая передача школьной уборщицы – утренняя «Криминальная хроника». Красивый, но грустный диктор пялился в ноутбук, выбирая новости погорячее.
– Ну, что там опять случилось? – спросила старушка, прибирая волосы в пучок. – Надулся-то, надулся, как мышь на крупу. Не нравится такую программу вести – веди «Поле чудес».
Диктор внимательно выслушал телезрительницу и ответил:
– Президент подписал указ о введении в школьную программу ежедневных уроков физической культуры. Все дети страны вскоре станут здоровыми, ловкими и спортивными. Результатом этого будут новые мировые рекорды. Президент уже в ближайшее время ждёт от учителей физкультуры отчётов о проделанной работе.
Клара Никифоровна покачала головой:
– Дожили. Теперь каждый день в спортзале пол мыть! Сначала найдите здоровых, ловких и спортивных уборщиц, а потом уже подписывайте указы! Я им отчитаюсь о работе! Я им так отчитаюсь!
Уборщица сделала несколько неторопливых упражнений, разработанных знахарем-огородником Падальцем для восстановления баланса между третьим глазом и седалищным нервом.
Диктор дождался восстановления баланса и продолжил радовать телезрительницу новостями.
– Зарубежная хроника. Кража четырёх редких драгоценных камней в Токийском музее современного искусства имеет все шансы попасть в крупнейшие преступления века. Коллекционер Котокото, хозяин музея, сообщает, что уникальность камней в их редкой, необъяснимой с научной точки зрения, расцветке. Нигде в мире больше нет золотого алмаза, чёрного рубина, зелёного сапфира и розового изумруда. Японская полиция исключает провоз камней за пределы страны благодаря усилению таможенного контроля. Уральские рудознатцы, которых мы попросили прокомментировать событие, высказали подозрение о неправильной идентификации самоцветов…
– Тьфу, – сказала на это Клара Никифоровна. – Век без алмазов-рубинов жили и ещё столько проживём. Это только мафиози без них не могут. Будто питаются они драгоценностями. Вот словно жрут они их с утра до вечера, чтоб у них заворот кишок случился!
Старушка включила чайник, достала из пакета вчерашнюю булочку, аккуратно разрезала её посередине и намазала маслом.
– Да сейчас этих контрабандистов как собак нерезаных, – пробормотала она и, потеряв нить беседы с телеведущим, продолжила: – Кстати о собаках. Вот в двадцать четвёртой, у Лапшовых, зверюга с телёнка размером. И имя такое выдумали… Караул, что ли. Или Кошемир? Наверное, есть чем кормить такую псину-то. Так сумками ей жратву и таскают. Воруют на работе, наверное. О-хо-хо.
Клара Никифоровна выключила чайник и услышала, как за стеной, в квартире двадцать два, прозвенел будильник.
– Ага. Проснулись. Интересно, кисло-пресно. По Япониям ездят, а потом спят до 7 утра. Старшая-то у них сдобная девка, здоровенная. А младшую замучили вусмерть. Да с таким именем разве можно нормальную жизнь налаживать? Стаська. Карась какой-то. Нет чтобы по-человечески назвать. Сейчас такие имена красивые есть, древнерусские. Вот, в газетке где-то было… Ага, нашла: «Неждан, Боян, Урода…»
Уборщица с негодованием отбросила газету, смела со стола крошки и отправилась на работу, не забыв заглянуть в почтовые ящики соседей. Ей уже давно никто не писал.
В сергеевском ящике под номером двадцать два лежал листочек. Старушка ловко подцепила его за уголок и вытащила наружу.
«Верни не твои. Иначе будет потом», – развернув страницу, прочитала Клара Никифоровна и испуганно посмотрела по сторонам. Подъехал лифт. Любопытная старушка поспешно засунула записку себе в сумку. «Вечером отдам, – трясясь в автобусе, подумала она. – Везде мафия! Тоже воруют! И в нашей школе тоже мафия. Как пить дать, Андрей Викторович что-то из школы утащил!»
В квартире номер двадцать четыре – напротив той, где жили Сергеевы (папа Андрей Викторович, мама Елена Николаевна, не украденная инопланетянами первоклассница Стася, её старшая сестра восьмиклассница Саша и кошка Картахена), и рядом с той, где жила школьная уборщица Клара Никифоровна, – бабушка Лидия Семёновна доваривала манную кашу.
Даша любила манку. Любили её и все Дашины игрушки. Готовая к тому, что игрушки будут завтракать с Дашей, Лидия Семёновна расстелила по кухонному полу газеты и сняла со стола чистую скатерть. Затем укутала кастрюльку с готовой кашей вафельным полотенцем, поджарила тосты и налила себе кофе. Наслаждаясь последними минутами тишины и покоя перед тяжёлым рабочим днём, она не спеша обмакнула тост в кофе и поднесла ко рту.
– Куда? – раздалось из-под стола.
Бабушка, вздохнув, протянула сухарик огромному псу по имени Кошмар.
– Избаловали, – сказала бабушка и, помолчав, добавила: – Да ведь и тебе сейчас нелегко.
Кошмар откусил кусочек, похрустел, а остаток припрятал за батареей. Для Даши. Огромный, похожий на леонбергера пёс считал её своим приёмным ребёночком, особенно теперь, когда мамы и папы Лапшовых дома не было.
Кошмар первый слышал, как просыпается Даша, и мчался в её комнату. Затем он хватал девочку за ночную рубашку и нёс в ванную. Умывалась Даша сама. Она вообще была самостоятельным ребёнком. Сама чистила зубы. Сначала себе, затем Кошмару. Ивановой зубной щёткой. Сама вытирала мокрую мордашку о лохматый Кошмаров загривок. Затем подставляла волосёнки Кошмару для вылизывания и аккуратно расчёсывала пса сапожной щёткой. Сама вываливала игрушки из ящика, рассаживала на кухне и кормила их кашей.
Особенно плохо ел воздушный шарик.
– Ты что? Похудеешь, сдуешься, ам-ам, – Даша сердилась на него и тыкала пимпочкой в тарелку. – Что ели? Кашку! Что пили? Бражку…
Переделав все свои дела, Даша бралась за дела старшего брата Ивана. Проверяла, не забыл ли он чего положить в портфель. Обнаруживала обычно нехватку таких необходимых в шестом классе вещей, как кукольное платьишко, открытый пакетик яблочного сока, горсточка собачьего сухого корма. Даша исправляла промах, выкидывая часть тетрадок.
Иван свой школьный рюкзак старательно прятал, но верный Дашин друг Кошмар всегда находил его и приносил хозяйке.
Это было маленькое предательство со стороны пса. Ведь год назад его нашёл на улице и принёс домой именно Иван. Тогда Кошмар был ещё без имени, и слабое его тявканье больше походило на «Куда?».
– Мам, это леонбергер. Настоящий, – представил Иван щенка. – Очень породистый. Он потерялся.
Мама хорошо разбиралась в собаках и согласилась:
– Очень породистый. В нём сразу пород восемь. Или девять.
– Мам, это леонбергер, он говорящий, – настаивал Иван, думая, что породистую говорящую собаку выгнать из дома жальче, чем дворнягу.
– Это не леонбергер. Это кошмар, – ответила мама, но оставить щенка позволила.
Хлопнула дверь двадцать второй квартиры. Это мама и Стася Сергеевы поехали в школу.
– Дарёнка, Кошмарик, идите Ванечку будить, – крикнула бабушка, закончив уборку в кухне. – Ему сегодня ко второму уроку.
Даша забралась на Кошмара, и они поскакали будить Ивана. У соседей снизу закачалась люстра.
– Ванечка! – залепетала Даша, усевшись брату на голову. – Ваня утром встаёт! Ваня песню поёт! Потягушечки! Порастушечки!
– Повешалочки мне от вас, – пробубнил старший братец, досматривая, как физрук Олег Эдуардович Бладт заставляет Сашу Сергееву метать гранату. И не куда-нибудь, а в самого Ивана. «Попадёшь – поедешь на соревнование в Париж», – пообещал физрук Сергеевой. Недобрый взгляд был у Сергеевой. Иван поспешил проснуться. Трудно досматривать сон с Кошмаром, пытавшимся забраться на кровать и сесть рядом с Дашей.
– Хорошо вам, – бормотал Иван, натягивая штаны. – В школу не ходите, никто в вас гранаты не метает. Детство босоногое. Лю-ли, лю-ли, прилетали гули…
Даша и Кошмаром с сочувствием вздохнули: Ивана было жалко. Им-то с бабушкой жилось привольно. Бабушка быстро бегать не умела, под стол не помещалась, и разбойник из неё был добренький. Даша с Кошмаром могли играть так, как им нравилось. Например, грызть один сухарь на двоих, тихонько чего-нибудь рвать, выковыривать, разрисовывать, спрятавшись за шторкой или под столом.
Иван поплёлся в туалет. Его сопровождали, как два верных стража, Дарья и Кошмар. Шестиклассник остановился перед унитазом. Девочка и пёс, просунув головы в дверной проём, внимательно смотрели, что будет дальше.
– Бабушка! – завопил Иван. – Они опять подглядывают!
– Ай-яй-яй! – несерьёзно возмутилась бабушка. – Надо, наконец, щеколду прибить. Повыше, чтобы Дарья случайно не закрылась.
– Даша на стул встанет, – чистосердечно призналась двухлетняя Даша.
Бабушка брякнула коробкой с сухим кормом, и Кошмар стрелой помчался на кухню. Девочка постояла ещё минуту и, не дождавшись ничего интересного, прикрыла дверь.
Иван пошарил под ванной, убедился, что тетрадь с надписью «Приключения Ивана Лапшова. Секретные материалы» на месте, и только после этого умылся, причесался, покормил рыбок и стрескал целую тарелку каши с хлебом.
– Ты сейчас растёшь, тебе много кушать надо, – радовалась бабушка, потрепав худого и мелковатого внука по рыжим волосам. – Я тебе в школу бутерброд сделаю. Большой.
Иван долго копался в прихожей, время от времени поглядывая в глазок.
Бабушка заворачивала внуку двухэтажный бутерброд с колбасой.
Даша с Кошмаром сидели на пуфике. Точнее, сидела Даша и одна Кошмарова лапа. Младшая сестрёнка караулила, когда Иван пойдёт в школу, и готовилась зареветь. Кошмар вздыхал в сторону бутерброда и ждал, когда Даша заревёт, чтобы начать слизывать слёзы. А Иван ждал, когда снова откроется дверь под номером двадцать два.
Наконец всё это свершилось, Саша вышла из квартиры. Иван Лапшов схватил рюкзак, махнул домочадцам и припустил следом.
– Санька, привет! Прикинь, ты мне сегодня снилась. – Лапшов старался не идти слишком близко: соседка была не просто старше на два года, но и выше на полголовы.
– Сон, Лапша, – есть жизнь, – непонятно ответила начитанная Александра.
– Ну да, – кивнул Иван. – Вы вместе с Бладтом очень жизненно в меня гранату метали. Не знаешь, к чему физруки и гранаты снятся?
– К перемене расписания, – фыркнула Саша. – Или ты поменьше, Лапша Варёная, триллеров и боевиков смотри, не будут кошмары сниться.
– Да не такой уж Бладт и страшный. Или ты… о себе? – съязвил в ответ Иван и получил портфелем по спине.
– Ещё одно слово, и я уже в реале в тебя гранату кину, – предупредила Саша, прибавив шаг.
Иван вздохнул и не нашёл, что ответить. Рядом с ней он заметно глупел. Конечно, не до такой степени, чтобы тащить её рюкзак и плестись в хвосте до самой школы. Но до такой, чтобы пробормотать:
– Ладно, хихикай. Скоро не до смеха будет.
– Чего так? – удивилась соседка.
– Потом узнаешь, – таинственно ответил Иван и побежал догонять автобус. В рюкзаке брякал «Чаппи».
Александра хмыкнула и тут же забыла про мелкого ухажёра. Другие, светлые и прекрасные мечты занимали её белокурую голову всю дорогу до школы.
Саша задумчиво глядела на классную доску. Там клубились синусы и косинусы, но Сашины мысли были от них далеки. Она думала, что уже декабрь, пора готовиться к весне. Весной Саша обычно влюблялась, и надо было загодя придумать, в кого влюбиться в этот раз. Собственно, у Саши уже было три кандидата: певец Басков, девятиклассник Денис и учитель физкультуры Олег Эдуардович.
Баскова она отвергла ещё на уроке химии. Он, конечно, Саше нравился, но в певцов влюбляются такие толпы девчонок, что аж противно. К тому же Саша прочитала в газете, что он недавно опять женился, а Саша была порядочным человеком и в женатых принципиально не влюблялась.
Над кандидатурой Дениса она размышляла полхимии, всю перемену и начало алгебры. Вообще-то он был ничего, и даже один раз пригласил Сашу в «Баскин Роббинс», хоть она и не пошла. Но у Дениса было два недостатка: во-первых, он был брюнет, а Саша больше одобряла блондинов. Если честно, ей было всё равно, какие у кого волосы, хоть зелёные, но её любимая писательница Иоанна Хмелевская предпочитала блондинов, и Саша брала с неё пример. Во-вторых, Денис всё время ходил в жутко скрипучей болоньевой куртке, и от этого звука Саша была вся в мурашках. Так что пришлось (не без сожаления) отвергнуть и Дениса.
Остался Олег Эдуардович. Он нравился Саше меньше, чем два предыдущих объекта, хотя бы потому, что был учитель, а влюбляться в учителя, по Сашиному мнению, было как-то пошловато. Зато блондин, никакая Хмелевская не придерётся. Высокий, накачанный. В голубых глазах – не без интеллекта.
И, наверное, молодой, потому что в школе работал всего второй год. К тому же фамилия физрука была Бладт, и она приятно напоминала Саше капитана Блада из романа Сабатини. Два года назад, когда Саша была ещё маленькая и глупая, она почти всерьёз влюбилась в этого самого капитана, даром что он придуманный. Теперь Саша стала большая и прочитала много фантастических романов про перемещения во времени. Поэтому вполне закономерно, что она подумала: «А вдруг того самого капитана Блада переместили в наше время и замаскировали под физрука? Чтобы он сражался с мафией, например, или спас мир от атомной войны». Конечно, она не всерьёз так подумала, а просто чтобы интереснее было влюбляться. Саша всегда немного корректировала своих избранников, улучшая их биографию. Например, если бы она выбрала для влюбления девятиклассника Дениса, то придумала бы ему трагически пропавшую при барселонском землетрясении младшую сестру, которая поехала в Испанию искать золото Монтесумы (который был её прапрапрапрапрадедушка), причём это золото спёр у покойного Монтесумы и привёз в Испанию лучший друг Кортеса, который был прапрапрапрадедушкой самой Саши. С такими добавлениями и исправлениями Сашины ежевесенние любови всегда были очень занимательными, и им ничуть не вредил трагический оттенок безответности.
Но капитан Блад, конечно, был интереснее, чем младшая сестра, поэтому Саша окончательно решила влюбиться в физрука.
«Лучше б он что-нибудь другое преподавал, – подумала Саша. – Не люблю я физру. Но никуда не денешься, придётся полюбить».
Для начала Саша решила делать по утрам зарядку. А там видно будет, как любовь пойдёт.
В то же самое время, на этом же самом уроке, но этажом ниже Стася занималась расследованием преступления. Дело было в том, что у неё пропал красный карандаш. Стася не сомневалась в том, что он был злодейски похищен. Под подозрение попали трое: Стасин сосед Никита, учительница Анна Михайловна и домовой Барабашка.
Никита шёпотом дал честное слово, что он карандаш не брал и у него дома есть сто двадцать точно таких же (то есть отпадал мотив преступления).
Анна Михайловна была очень хорошим человеком и скорее бы сама подарила Стаське карандаш, чем взяла бы его без спроса (то есть нарушалась психология преступления). А насчёт домового Стася вообще не была уверена, есть ли он в школе. В доме-то, понятно, есть, на то и домовой, но школа же не дом. Или дом? И как он тут называется? Не домовой, а школьный?
Или учебный? В разгар сомнений Анна Михайловна спросила, сколько будет восемь плюс три, и Стасе пришлось мобилизовать весь свой могучий интеллект на решение этой сложной задачи. У Стаси получилось двенадцать, а у всего класса почему-то одиннадцать, но Стася не огорчилась. Она однажды подслушала, что мама сказала папе: «У Стаси нестандартное мышление. Необычное, не такое, как у всех». «У меня двенадцать получилось, потому что я необычная и нестандартная, – подумала Стася. – Двенадцать ведь лучше, чем одиннадцать, – больше. Двенадцать называется дюжина. А одиннадцать никак не называется. Поэтому я права. Как всегда».
В это же самое время на этом же этаже, но в другом кабинете Иван строил планы, никак с процессом обучения не связанные: «Главное – привлечь внимание и заставить себя уважать. Чтобы не думала, что я малявка, лапша варёная. Например, можно попробовать поднять шкаф с книгами, чтобы видела, какой я сильный. Да, но мы же в разных классах учимся. Это что же – зайду я в её класс и ни с того ни с сего схвачу шкаф… Ещё за вора примут, который мебель крадёт. А если прийти в гости и поднять шкаф у них дома? Нет, у них старинный, огромный, деревянный, не осилю.
Или можно стать лучшим учеником школы. Лучше страны. Вызывает меня министр… нет, президент России и говорит… Да, но он же меня вызывает, а не её. Вот если бы он ЕЁ вызвал и про меня рассказал, что я самый умный и храбрый… Нет, лучше по-другому доказать, что я храбрый. Спрыгнуть со второго этажа. Нет, со второго низко. Лучше с пятого. Нет, с пятого неразумно. Она, конечно, упадёт на мой хладный труп, орошая слезами… А может, и не упадёт – падать будет не на что, расшибусь в лепёшку. Лучше её спасти от… от бандитов. Напал на неё бандит… Старо…
Может, что-то менее примитивное. Поразить чтением мыслей на расстоянии. Или прохождением через стену. Или сказать, что я могу привидений видеть… Привидений, конечно, не бывает. А вдруг ОНА думает, что бывает? О! А если спасти её от привидения… Например, вампир. Вампир в тёмном подъезде…
– Лапшов, о чём ты задумался? – сказала учительница. – Ну-ка приведи нам пример предложения с деепричастным оборотом.
– Вампир в тёмном подъезде… – по инерции произнёс Иван.
Класс замер.
– Что? – переспросила учительница.
– Вампир в тёмном подъезде тихо подкрался к ней сзади и вонзил окровавленные клыки…
– Куда? – спросила потрясённая Лена Широнина, соседка по парте.
– Уж куда вонзил, туда вонзил, – недовольно сказал Иван. – Не перебивай, Широнина. На чём я остановился?
– На «вонзил клыки», – подсказали сбоку.
– Ага… И вонзил окровавленные клыки, ибо полная луна уже оказала на него своё магическое влияние, и он нервно облизал растрескавшиеся губы и сделал первый глоток тёплой крови… – тут Иван вспомнил про деепричастный оборот и закончил:
– Грустно вздыхая.
– Чего уж теперь вздыхать, – произнёс с последней парты Валька Тимофеев, хронический двоечник, но добрый человек. – Замочил гёрлу, ещё и вздыхает, гад.
– Он раскаивается, – вступился Иван за вампира. – Он же не нарочно вампир, ему… э-э-э… пересадили костный мозг, облучённый в полнолуние, и он просто не может иначе, хотя по утрам он всех загрызенных очень жалеет…
И добавил, опять вспомнив про деепричастный оборот:
– Страдая от укоров совести.
– Да, – подытожила Марина Михайловна. – Необычная у тебя точка зрения на деепричастный оборот, Лапшов. Садись, пять.
В это же самое время папа Саши и Стаси, Андрей Викторович, прошёл по родному кабинету биологии, любовно оглядывая экспонаты на полках. Седьмой «А» сняли на прививку, и урок был свободным.
«Вот этот аквариум целиком отдам ей, – думал он. – Только бы всё было хорошо… Ну почему я нервничаю? Я дома, в родном городе, всё прошло благополучно. Никто и не думал, что… Это из-за дороги. За мной следили. Но кому это надо? Зачем? Глупости. Всё нервы. Устал…»
В это же самое время этажом выше мама Саши и Стаси, Елена Николаевна, вела урок литературы. Она проверяла, как выучил шестой «В» стихотворение Пушкина «Буря мглою небо кроет…».
– Буря мглою небо кроет… – вдохновенно вещал уже двенадцатый ученик.
«Актуальная фраза, – подумала мама, взглянув в окно. Там падал жидкий и какой-то неубедительный снежок. – Скорее бы весна, что ли. Лучше лето. Или хотя бы выходной».
И вызвала двоечника Чудоделова. Чудоделов обычно учил первую строку стихотворения, а всё остальное добавлял от себя. Елена Николаевна старалась вызывать его самым последним, чтобы не нарушал в классе деловое настроение. Но сейчас ей так опротивели «бури мглою», что хотелось развлечься.
– Буря мглою небо кроет, – бойко начал Чудоделов, потом запнулся и продолжил: – Нас директор матом кроет. Выпьем, бедная старушка, наливай скорее кружку, что-то кровля обветшала, на ремонт же денег мало, как дитя там кто-то плачет, щас он по башке получит….
– Ну и плохо, Чудоделов, – сказала мама. – Что это за рифма: «кроет – кроет», «плачет – получит». «Однажды в студёную зимнюю пору» у тебя лучше получилось.
– Так ведь Пушкин, Елена Николаевна, – развёл руками Чудоделов. – Его трудно портить. Уж на что я специалист…
– Тогда двойка, – пожала плечами мама и взглянула на часы: когда уж кончится этот бесконечный урок.
– За что? – привычно возмутился Чудоделов.
– За некачественную порчу Пушкина, – сказала мама. – Ничего в тебе святого нет, Чудоделов, никого ты не уважаешь…
– Я вас уважаю, – сказал Чудоделов. – А Пушкина даже где-то люблю.
– Сомнительно что-то, – пожала плечами мама. – Степанова, к доске.
И подумала: «Интересно, а что в это время делают Саша, Стася и папа?»
Бабушка надела на Кошмара ошейник и открыла дверь.
– Недолго, – предупредила она.
Пёс махнул хвостом в знак согласия и приготовился сделать маленькое землетрясение, скача на первый этаж, как вдруг учуял возле мусоропровода незнакомый запах. Отложив прогулку, пёс принюхался.
Чужой гражданин в лёгком не по сезону пальто поёжился. Пахло от него не просто чужим, а чем-то иностранным.
– Иди, иди давай, – с акцентом сказал незнакомец Кошмару.
– Куда? – спросил пёс.
– Да куда шёл, – ответил он и икнул, осознав, что говорит с собакой.
Кошмар сел у дверей и принялся делать вид, что выискивает блох. Ещё не хватало, чтобы какой-то чужак им командовал.
Незнакомец тоже нервно почесался и нетерпеливо переступил. Пёс с деланым равнодушием отвернулся.
Незнакомец, покосившись на огромного говорящего пса, пробормотал что-то типа: «В этой России жуткие снега и ужасные собаки!», подошёл к двери Сергеевых и тихо открыл её. Пёс удивился. Он точно знал: кроме Картахены, дома в это время никого нет.
Взломщик аккуратно прикрыл за собой дверь. Но замок не защёлкнул. Кошмар подкрался поближе. Услышав, как зашипела любимая подруга Картахена, Кошмар ударил лапой по двери и забежал в двадцать вторую квартиру.
– Куда… Кудасай?!. – удивлённо начал фразу незнакомец, желая вежливо попросить собаку выйти, но не смог договорить. Пёс смотрел на него глазами инугами. На самом деле Кошмар просто опешил и даже приготовился спросить: «А ты сам куда?», но в последний момент раздумал тратить время на разговор. Он просто грозно зарычал, оттесняя ворюгу от двери внутрь квартиры. Довольная Картахена сидела на пуфике, скрестив лапки, и любовалась героем-соседом, время от времени одобрительно шипя.
– Мне надо… Тут всего одну вещичка, – попробовал пойти на переговоры незнакомец. – Потому что она – моя. Мне без неё банзай.
– Рр-гав, – ответил Кошмар, что однозначно обозначало: хозяева придут и разберутся.
– Мя-я, – предупредила соседа Картахена. Это значило, что главное – не пускать его в кухню, где за батареей лежит одна запасная Картахенова рыбная котлетка, которую она приберегла для Кошмара. Пожалуй, больше никаких драгоценностей в квартире Сергеевых не было. Ну разве что старинный шкаф с двумя отделениями (для каждого отделения свой ключ) и огромным ящиком для белья. Его делали из настоящего дерева, а не из фанеры, оклеенной «под орех». В принципе, если поставить этот шкаф на гусеницы и приладить пушку, то вполне можно его использовать как танк. Но Сергеевым танк был не нужен, а шкаф – в самый раз. Правда, левую дверцу время от времени заклинивало, поэтому в шкафу хранили не очень нужные вещи – старые одёжки, которые жаль выбросить, посуду, летом – зимние вещи, а зимой – летние.
– Когда нам будет нечем платить за квартиру, мы сможем жить в шкафу, – говорила мама. Наверное, по этой причине шкаф и не продавали, хоть занимал он много места.
Кошмар, вдохновлённый котлеткой, медленно оттеснил незнакомца в комнату и заставил прижаться к шкафу спиной. «Чего же с ним дальше делать? – подумал пёс. – Укусить? Противно, он же ни капельки не обжаренный и не хрустящий. Загнать на шкаф? Картахена может оскорбиться, она сама любит полёживать под самым потолком и наблюдать за хозяевами».
– Кошмар! Кошмар! – раздалось на лестничной площадке.
Взломщик в тонком пальто вздрогнул и лихорадочно бросился открывать дверку шкафа.
– Кошмар! – повторились призывы прямо у дверей Сергеевых. Незнакомец наконец нырнул внутрь, дверца с треском захлопнулась. Кошмар с благодарностью принял от Картахены котлетку и побежал на бабушкин зов.
Пёс вышел из квартиры двадцать два, за ним звонко щёлкнул дверной замок. Лидия Семёновна удивилась.
– Может, у Андрея Викторовича уроков нет? – пожала она плечами и надавила на звонок. Никто не открыл.
– Ну не кошка же тебя впустила? И выпустила? – спросила Кошмара бабушка.
– Куда? – только и ответил пёс.
Вечером всё семейство Сергеевых ужинало и делилось впечатлениями дня. Вообще-то делился в основном папа, потому что у мамы только и было новостей, что опять заклинило дверцу шкафа да перегорела лампочка в ванной. Зато папа только вчера поздно вечером прилетел из Японии, и ему там присудили звание «Учитель года».
Стаська так и не поняла толком, чем это папа так прославился, но по её разумению выходило, что на открытом уроке про эволюцию папа продемонстрировал потрясённой комиссии департамента образования, как обезьяна превратилась в человека. Прямо взял и превратил «для наглядности». Комиссия сразу решила, что лучше папы в России нет учителя, и отправила его в Японию на какой-то симпозиум. Японцам папа тоже понравился. Но там был один вредный японец Кусука, он сказал прямо с трибуны, что если бы уважаемый Сергеев-сан на уроке биологии успел превратить амёбу в человека по всем стадиям, включая динозавра, – вот тогда да, это было бы воспитательно и педагогично. А из обезьяны в человека каждый дурак сможет. Японцы послушались этого завистливого Кусуку и самый главный приз папе не дали. Но звание «Учитель года» присвоили и вручили ценный подарок для кабинета биологии – живую рыбу с японским названием Кукуреку. Может, Стаська чего и не так поняла, она эволюции ещё не проходила. Но вот она, рыба Кукурека, в термосе, её папа ещё не отнёс в школу. Потому что утром чуть не проспал и не успел.
– Это потрясающая рыба, – захлёбываясь картошкой, рассказывал папа. – Их в Японии всего 16 штук осталось. Она…
– А почему же её тебе подарили, раз такая редкость? – спросила мама. – Пусть бы жила с товарищами, размножалась…
– Она уже отразмножалась, – сказал папа. – Старенькая уже, пенсионерка, можно сказать.
– Безобразие, – возмутилась мама. – В её возрасте такая перемена климата… Издевательство над старушкой.
– Да ничего, мы её как королеву устроим, в отдельном аквариуме, – возразил папа. – Она знаменита тем, что…
– Да бог с ней, с рыбой, ты лучше про Японию расскажи, – отмахнулась мама. – Как ты там общался, ты же японский язык не знаешь.
Папа возразил, что он знает по-японски два слова: «икебана» и «банзай», и прекрасно ими обошёлся. Главное – интонация. А если было трудно, то папа ещё добавлял «вай мэ». Это на каком-то кавказском языке вроде грузинского. Японцы думали, что это по-русски, а русские – что по-японски. И все были довольны. Особенно папа.
– А рыбу должны были подарить какому-то другому учителю, из Китая. Суй Дай его зовут, он очень передовой, уроки зоологии проводил прямо в море, среди акул.
– Я бы тоже хотела в море, – вздохнула мама. – Но акулы – это лишнее.
– Но Суй Дай не пришёл на вручение призов, ходили слухи, что у него недоразумение с акулой. И рыба досталась мне, – сказал папа. – Как я с ней домой добирался, это отдельный рассказ. Запихал её в термос, поехал в аэропорт… И всё время какие-то несуразицы случались. Такси, на котором я ехал, чуть не торпедировал какой-то идиот на «Волге».
– Какая «Волга», это же Япония! – удивилась Саша.
– Старая «Волга» – очень прочная машина, прямо танк, – объяснил папа. – Если кто кого хочет разбить, то обязательно едет на «Волге». А у японских машин железо тонкое, хоть и хорошее.
– Потом я потерял билет на самолёт. Но мне поверили на честное слово, а на рыбу билет очень тщательно проверили, хорошо, что я его отдельно положил, в крышку от термоса. Потом самолёт чуть не захватили террористы. Но доблестные японские полицейские их всех обезвредили напрочь. Потом, уже в полёте, оказалось, что злоумышленники отвинтили от самолёта какую-то запчасть, и мы чуть не упали в Тихий океан…
– Ничего себе, – побледнела мама. – И это ты называешь несуразицы… Если бы я знала, что Япония такая опасная страна…
– И что, самолёт упал в океан? – раскрыла глазёнки Стася. – И ты утонул?
– Нет, – сказал папа, – мы всем самолётом привинтили эту запчасть обратно. Я тоже, между прочим, помогал.
– Кричал «банзай»? – съязвила Саша.
– Я много чего кричал, – вздохнул папа. – И не всегда по-японски. Но главное, что рыба всё это пережила благополучно.
– Да что ей сделается?
– Не скажи, она такая породистая. Нервная система утончённая, как у герцогини какой-нибудь. Кстати, давай переложим её в трёхлитровую банку, а то ей в термосе тесно, вон она уже как расплющилась.
Папа взял большую банку, наполнил её водой и сказал:
– Добро пожаловать, Кукуреку-сан, – и выплеснул рыбу в банку. Та нервно пожевала губами и неодобрительно осмотрела всё семейство.
– По-моему, она нас презирает, – заметила мама.
– Если бы ты из Японии летела в тесном термосе, ты бы тоже на всех косо глядела, – заступился за свою Кукуреку папа.
– Она злая, – сказала Стася, прижимаясь к маме. – У неё зубы, как у серого волка.
– И смотрит, будто съесть хочет, – поддержала сестрёнку Саша. – Не рыба, а фильм ужасов. Глубоководный вампир Кукуреку подкрался к Стаське и…
– Мама! – в ужасе заорала Стася. – Чего она…
– Сашка, прекрати пугать ребёнка, – пригрозила мама. – А ты, учитель года, загороди чем-нибудь своего монстра, а то у неё и вправду вид какой-то… не то у неё живот болит, не то она хочет, чтобы у нас животы заболели.
– Что вы понимаете в биологии, – обиделся папа. – Прекрасная рыба, невинная, как младенец, и добрая, как… как я. Просто она проголодалась. Она очень капризная. Я привёз специальный корм на первое время, а потом плавно переведём на мормыша. Где корм? Я вот сюда положил. Такой пакетик с нарисованными рыбками…
Саша и Стася переглянулись.
– Папочка, – вкрадчиво начала Саша. – Может, этот корм ей вредный?
– Да ты что, он очень полезный, там сплошные белки и витамины, – возразил папа.
– Витамины – это хорошо, – одобрила Саша. – Витамины всем полезны, и рыбам, и людям. Ты же любишь нас больше, чем незнакомых рыб?
– Ну… в общем, да, – неуверенно признал папа, чуя подвох.
– Хорошо. Тогда ты обрадуешься, узнав, что мы со Стасей этот рыбий корм съели, – удовлетворённо закончила Саша.
– Как? – воскликнула мама. – Корм! Вы отравились!
– И ничуть, – пожала плечами Саша, – ты же слышала, что там сплошные витамины и белки? Одна польза. Этот корм был такой разноцветный, вроде конфет драже, мы со Стаськой его честно разделили.
– Ага, – кивнула Стася. – Вообще-то было не очень вкусно, но Сашка сказала, что это японские конфеты, пришлось съесть.
– Ох, – плачущим голосом сказал папа. – Сил моих нет. Ешьте хоть мышьяк, но чем я рыбу буду кормить?
– Раз приехала в Россию, пусть переходит на картошку, – сказала Саша и бросила в банку ломтик жареной картошки со своей тарелки. Рыба негодующе посмотрела на Сашу и – гам! – проглотила картошку. Только зубы клацнули, аж сквозь стекло было слышно.
– Теперь белковую добавку, – Саша бросила в воду кожурку от колбасы. Её постигла та же участь.
– Витамины-то, – напомнила Стася. Саша отправила рыбе огрызок от яблока.
– Это что вам – мусорка? – возмутился папа.
– Действительно, девочки, так нельзя, – поддержала мама. – Пожилая приличная рыба, первый день гостит в нашей стране, а вы её кожурой от колбасы кормите.
И намазала рыбе большой бутерброд, а на закуску дала шоколадную конфету. Рыба всё умяла, но смотрела на мир так же злобно.
– Не наелась, – сказала Стася.
– В нашем семействе у всех аппетит хороший, – вздохнула мама. – Даже слишком. Рыба прямо в нас пошла.
– Может, она наша родственница? – спросила Стася. – Брат наш меньший.
– Не хочу я такого брата, – поёжилась Саша. – Смотрит, как Баба-яга. И конфеты ест. Папа, унеси её скорее в школу, а то она все сладости сожрёт, нам со Стасей не оставит.
– Завтра же унесу, – сказал папа. – Ничего вы не понимаете в рыбах.
Он оскорбился за свою награду и не рассказал, какими ещё необычными свойствами, кроме хорошего аппетита, обладает эта рыба. И ещё не рассказал, что за время пребывания его в Японии из музея в Токио украли коллекцию камней и поэтому таможенный контроль был очень строгий.
Кошка Картахена тихо шла по ночной квартире. Картахеной её нарекла Саша полтора года назад, в честь города, который когда-то героически захватил капитан Блад. Кошка с честью носила гордое испанское имя и не обижалась, когда мама под горячую руку обзывала её Катькой. Она вообще на людей не обижалась. Не стоили они того. Картахена прислушалась. Всё было тихо. Тогда кошка решительно отправилась на кухню. Вообще-то дверь на кухню обычно плотно прикрывали, чтобы Картахена не хозяйничала в кастрюлях, но иногда забывали, и кошка каждую ночь проверяла – забыли или не забыли. Она нажала плечом на вожделенную дверь. Та мягко отворилась, и Картахена просочилась на кухню. На плите стояла кастрюля с горячими тефтельками. Их не убрали, потому что нельзя ставить в холодильник неостывшие предметы, ему это вредно для здоровья.
В другое время Картахена тут же пошла бы знакомиться с тефтельками, но сегодня у неё было новое неотложное дело. Она изящно прыгнула на стол, где в трёхлитровой банке шевелилось очень странное животное. Таких зверей Картахена по молодости ещё не видела. Не мышь, явно. И не муха. Немного похоже на рыбу, которую Картахене каждый вечер давали на ужин. Но та, съедобная, рыба была неподвижная и смирная. А эта, в банке, медленно развернулась к Картахене и вильнула хвостом. Картахена твёрдо усвоила, что живых, шевелящихся рыб не бывает, и эта нахалка в банке подрывала устои её мировоззрения. Поэтому Картахена решила на всякий случай это животное съесть, а потом уже разбираться – рыба или не рыба. Не исключено, что это какой-нибудь особенно шустрый кусок колбасы.
Кошка приблизилась к стеклу. Рыба тоже приблизилась к стеклу. Картахена уставила на рыбу зелёные глаза, горящие в темноте кухни. Рыба поглядела на кошку такими же горящими зелёными глазами. Картахене стало слегка не по себе.
«Нет, не рыба, – окончательно решила кошка. – Рыбы на меня никогда так не смотрели. И колбасы тоже».
Но отступать Картахена не собиралась. Она властвовала в этой кухне полтора года и теперь покажет этой негодяйке с хвостом, кто в доме хозяин. Кошка решительно запустила лапу в воду…
– Мя-а-а-а! – раздался душераздирающий вопль. Кошка, хромая, заметалась по кухне, опрокидывая утварь, потом забилась под стол. В кухню вбежала мама. Она решила, что в дом ворвались бандиты, и бросилась всех спасать.
– Ничего не понимаю, – растерянно сказала мама, озирая пустую кухню. – Кто орал?
Картахена вжалась в пол, и мама её не заметила.
– Мама, ты чего кричишь? – в кухню зашла заспанная Саша.
– Я не кричу, – возразила мама. – А ты?
– Я тоже. Какое совпадение. Тогда, может, спать пойдём?
– Но кто-то же кричал? – спросила мама.
– Ага. Наверное, рыба, – Саша скептически посмотрела на банку.
– Ой, мама… Она облизывается, – дрогнувшим голосом сказала Саша. – И вода порозовела… По-моему, в банке кровь. Рыба на кого-то напала.
– Глупости, – вздрогнула мама. – На кого может напасть в абсолютно пустой банке пожилая степенная рыба? Ты насмотрелась фильмов ужасов. И рыбы не облизываются.
– Я не смотрю фильмы ужасов, – возразила Саша. – Я их не люблю. А рыба облизывается, я видела. Сейчас уже дооблизывалась, конечно, пока ты собиралась поглядеть.
– Всё равно глупости, – повторила мама. – Но ты права, рыба какая-то неприятная. И зубы у неё… стоматолог по ним плачет.
– Давай накроем банку, – предложила Саша. – А то вылезет и пойдёт гулять по квартире. Подберётся к нам, спящим, и ка-ак укусит в сонную артерию!
– Да ну тебя, – поёжилась мама. – Противно даже слышать. Ладно, давай накроем крышкой. Хотя рыбы по квартире ходить не могут – это абсурд.
– Смотря какие рыбы, – проворчала Саша. – Если она смогла кого-то сожрать в пустой банке… Мама, а может, она сама себя укусила? Харакири называется. Она же японка. От тоски по родине…
Мама обалдело посмотрела на дочь.
– Сашка, ты меня совсем запутала, – сказала она. – Рыба совершает харакири… ты ещё скажи, что она повесилась.
– Утопилась, – фыркнула Саша. – У неё депрессия. Как у Муму.
– Ты совершенно забыла литературу, – возмутилась мама. – У Муму не было никакой депрессии, её утопил Герасим, и, по-моему, совершенно зря.
– Ага, – кивнула Саша. – Лучше бы он барыню утопил. А депрессия была у Онегина, я перепутала.
– Всё, – сказала мама. – Пошли спать, а то мы сейчас до такого договоримся… Это же надо – перепутать Муму с Онегиным!
– Банку накрой, – напомнила Саша. – Да потяжелее.
Мама закрыла банку разделочной доской, а на неё поставила кастрюльку с тефтельками.
– Теперь не вырвешься, вампир чешуйчатый, – злорадно сказала Саша, и они с мамой отправились спать, поплотнее закрыв кухню. Не замеченная хозяйками Картахена выбралась из убежища, залезла на стол и, опасливо косясь на рыбу, сдвинула крышку кастрюли. Она собиралась тефтельками вознаградить себя за ужасы этой ночи.
– Ты чего бродишь? – сонно спросил папа, когда мама вернулась из кухни.
– Спи, всё в порядке. Твоя рыба орала, – успокоила его мама.
Папа вскочил как ошпаренный.
– Что?!
– Сначала орала, потом загрызла кого-то, – терпеливо объяснила мама. – У неё бред с галлюцинациями. Спи.
– Ничего себе – «спи», – и папа помчался проверять рыбу. Но подбежав к двери на кухню, он заколебался: рыба, видимо, беспокоилась, а теперь уснула, стоит ли её тревожить. Папа собрался пойти в спальню, как вдруг ему показалось, что у входной двери кто-то скребётся. Папа выглянул на площадку. Никого. Успокоенный, он вернулся в коридор и только собрался запереть входную дверь, как услышал на кухне приглушённое чавканье. Папа метнулся в кухню. Картахена с тефтелькой в зубах не растерялась. Она спряталась за банку с рыбой. В темноте, да если не присматриваться, ничего не видно, даром что вода прозрачная. Но папа-то присмотрелся! В глубине тёмной банки мерцало четыре зелёных глаза!
Папа от неожиданности рявкнул – негромко, но с выражением. Один из четырёх глаз фамильярно подмигнул. Папа выскочил из кухни и отёр холодный пот.
– Фу, почудится же, – пробормотал он. – Или у меня в глазах двоится? А вдруг она размножилась, несмотря на возраст, и у меня в банке плавает уже две рыбы? Надо пойти проверить. Вот включу свет…
Но даже с включённым светом входить к загадочным глазам папе не хотелось.
– Ладно, – решил он. – Завтра утром разберусь. Рыба жива – и ладно. Даже более чем жива – удвоилась.
И папа пошёл спать, напрочь забыв о незапертой двери. Картахена вздохнула с облегчением и снова полезла в кастрюлю. В коридоре опять что-то зашуршало. «Как они мне все надоели», – подумала кошка и снова нырнула за банку. Рыба, наверное, тоже что-то такое подумала, хотя в точности не известно.
Через не запертую папой входную дверь осторожно просочился человек в чёрном. Он шёл так тихо, словно был не человек, а привидение. Но чёрных привидений не бывает, значит, это был человек. В кухню человек не заглянул, и Картахена немного успокоилась, что он не отберёт у неё тефтельку. Незнакомец зашёл в комнату и огляделся, будто что-то разыскивая. Его внимание привлёк большой старинный шкаф. Внутри шкафа что-то тихо застучало: тук-тук-тук-ТУК-ТУК-ТУК-тук-тук-тук. Незнакомец, одним прыжком перелетев через кресло, очутился рядом со шкафом. Он открыл одну из дверей – пусто. Взялся за вторую… и тут…
И тут Стася проснулась. Ей снился такой завлекательный сон: сначала кто-то орал что-то страшное, потом мама и папа ходили туда-сюда и ловили сбежавшую рыбу, у которой выросло шесть ног, и все в сапогах – чтобы рыба не промочила ноги и не начала чихать. Потом Стасин сосед по парте Никита догнал рыбу и заколол её пропавшим красным карандашом, а рыба сбросила с себя проколотую чешую и превратилась в Василису Премудрую с хвостом, как у Картахены. Тогда на Василису набросилось невесть откуда взявшееся привидение, и чтобы его победить, храбрая Василиса начала есть тефтельки, а одну засунула в замочную скважину, чтобы замок не лязгал, но он был вредный и всё равно ка-ак лязгнет!
Стася села на кровати, потрясла головой, чтобы вылетели остатки сна. Но замок-то лязгал на самом деле!
– Это воры, – обрадовалась Стася. – Сейчас я их арестую.
Тихо, чтобы не разбудить Сашу, она поискала пистолет. Но с огнестрельным оружием у Сергеевых была напряжёнка. И Стася, нащупав какой-то более-менее подходящий по форме предмет (это была отломанная левая нога куклы Марианны), решила не настаивать на пистолете.
Вооружённая до зубов левой Марианниной ногой, Стася вышла в коридор. Там было темно. Стася не любила ходить в темноте, мало ли какое привидение на тебя бросится. Поэтому она зажгла свет и дошла до входной двери. Она была закрыта. Стася не знала, что сквозняк захлопнул дверь с громким лязгом, от которого она проснулась.
В светлом коридоре было нестрашно и хорошо, но справа темнел проём двери в комнату и оттуда запросто мог броситься какой-нибудь невоспитанный вампир. Стася зажгла свет и в комнате. Там было пусто. Двери шкафа были захлопнуты, только одна – неплотно. У Стаси возникли неясные подозрения насчёт этой двери – ведь всем известно, что привидения обычно прячутся в шкафу. Она подошла к дверце, храбро выставив вперёд ногу куклы Марианны, потом подумала, надавила на приоткрытую дверь и повернула ключ. Так, привидение надёжно заперто. Ага, надёжно, а вдруг его кто-нибудь выручит? Стася вынула ключ из скважины и повертелась в поисках надёжного места, чтобы его спрятать. Все места были какие-то ненадёжные. Тогда Стася подтащила стул к окну и выбросила ключ в открытую форточку. Всё! Теперь ему не выбраться! В шкафу кто-то подёргал дверцу, затем всхлипнул. Стасе на минутку стало жалко привидение, лишённое свободы, но она подавила это чувство в зародыше.
– Само виновато, – сказала Стася и погрозила шкафу пальцем. – Зачем на Василису напало? Хвост её не понравился? Мало ли у кого какой хвост. На себя посмотри.
В шкафу озадаченно молчали. Довольная победой Стаська уронила кукольную ногу и пошла спать. А свет, конечно, не выключила. Не пробираться же в спальню по тёмным комнатам. Вдруг это привидение не одно было. Вдруг они стадами ходят. Осторожность ещё никому не вредила.
Утром мама с изумлением обнаружила, что кастрюля с тефтельками наполовину пуста.
– Ага! – торжествовала Саша. – Я же говорила! Ай да рыба! Вылезла из закрытой банки, плавниками открыла крышку на кастрюле, съела все тефтельки и залезла обратно в банку, предварительно поставив на неё кастрюлю! Прямо каскадёр, а не рыба.
– Ещё и свет вокруг повключала, чтобы не в темноте пировать, – добавила мама.
– Мне приснилось, что она раздвоилась, – сказал папа. – Представляешь, четыре зелёных глаза.
– Андрей, да отнеси ты эту зверюгу в школу, она мне на нервы действует, – попросила мама.
– Сегодня не понесу, – отказал папа. – Надо все приготовить, аквариум почистить, корм купить… впрочем, можно в столовой брать не доеденные детьми котлеты. Пусть ещё денёк побудет у нас, а то в школе шумно, ученики орут. Она в Японии к такому не привыкла. Пусть сначала у нас потренируется Стаськины вопли выносить, а затем постепенно и к школе приспособится.
– Стась, ты поняла? – зашептала Саша на ухо сестре. – Твоя задача – тренировать нашу рыбу, кричать на неё побольше, чтоб она побыстрее к школе адаптировалась.
– Ага, – кивнула Стася и рявкнула рыбе прямо в ухо. Если бы у неё было ухо, конечно. Мама от неожиданности уронила сковородку и нервно заметила:
– Все с ума сошли от этой рыбы, и ребёнок тоже. Не зря я Японию никогда не любила.
– Ты их за Порт-Артур не любила, – заметил папа. – И за Халхин-Гол.
– Глупости, ты ещё татаро-монгольское иго вспомни, – возразила мама.
– При чём тут иго? – удивился папа.
– А при том, что моя лучшая подруга – татарка, я же её не обвиняю в действиях Чингисхана.
– Ну и при чём тут рыба? – спросил папа.
– Какая рыба? – спросила мама. – Тьфу, совсем ты мне голову заморочил. Ешьте скорее, голубчики Сергеевы, а то опоздаем. Что-то у Картахены сегодня плохой аппетит, кашку свою не доела.
Картахена лежала под столом, устало отдуваясь. Какая там кашка, она объелась тефтельками. Мама подняла блюдечко с кошачьей кашкой и недолго думая вывалила его содержимое в банку с рыбой. Ам! – и каши нет. Она даже не успела раствориться в воде.
– Ты что! Отравишь рыбку! – вскинулся папа.
– Глупости, каша – диетическое питание, – возразила мама. – Её даже больные едят.
– А здоровые? – уточнил папа. – Моя рыба здоровая.
– Она старенькая, ей кашку для желудка полезно, – сказала мама. – У неё зубы уже не те…
И запнулась, посмотрев на рыбьи клыки.
– Интересно, какие же были те? – спросила Саша. – Может, бивни, как у мамонта?
И Сергеевы пошли в школу. А рыбу оставили на Картахену.
В школе папа взахлёб рассказывал в учительской о своей ненаглядной рыбе: дескать, умница, красавица, с голливудской улыбкой. А жена и дочери её ругают, потому что ревнуют. Папа рыбу в кабинете пристроит, дома её со света сживут. Рыба, между прочим, не минтай какой-нибудь, прославлена в восточной медицине и обладает потрясающими свойствами: даже небольшой её кусочек резко увеличивает физическую силу человека. Поэтому рыбу в Японии почти напрочь истребили всевозможные спортсмены и силачи – на допинги извели.
– Если бы вы кормили этой рыбой своих учеников, Олег Эдуардович, они все стали бы олимпийскими чемпионами, – пошутил папа.
Физрук поморщился:
– Они, Андрей Викторович, безнадёжны. Амёбы в трико, никаких мускулов. Им каждому по тонне этой рыбы надо, тогда, может, и толк будет. А так хоть сорок уроков физкультуры в неделю – никакого толка!
– Ну, посмеялись, и хватит, – сказал папа. – Пойду аквариум готовить для моей красавицы.
…А слухи о необыкновенной рыбе поползли из учительской и заполнили всю школу.
Учительница математики сказала в классе, что биолог привёз в школу рыбу, которая позволяет решать самые сложные задачи, даже с интегралами, даром что сама рыба в интегралах ни бельмеса не соображает.
Учительница истории сказала, что рыба, которая сейчас поселилась в кабинете биологии, помогает запомнить даты и подсказывает на экзамене.
Завхоз школы сказал сантехнику дяде Гоше, что потрёшь эту рыбу о неисправный кран, и он тут же починится, да ещё и течь из него будет не вода, а что покрепче.
Директор школы сказал завучу, что, по непроверенным данным, рыба, живущая в аквариуме в кабинете биологии, очень свирепая и специально натаскана на всякие комиссии из санэпидемстанции и гороно, чуть скажешь: «Пиль!» – и она бросается и выгоняет комиссии из школы.
И только уборщица Клара Никифоровна ничего не сказала. Но она напомнила завхозу об обещанном телескопе, внезапно предположив, что в телескоп можно смотреть не только на соседние дома и вселенные, но и сквозь стены. Тогда бы она разоблачила биолога! Тогда бы выяснила, что он утащил, раз ему такие записки теперь пишут.
Стася и мама вернулись домой раньше остальных. Мама занялась обедом, а Стася в сомнении остановилась перед шкафом: правда ли там привидение, или ей всё приснилось. Сейчас, днём, можно было бы и посмотреть в шкаф, но ключ-то выброшен в форточку!
Мама заглянула в комнату: когда Стася затихала, могло случиться что угодно.
– Ты что тут обдумываешь? – подозрительно спросила мама.
– По-моему, там привидение, – показала Стася на правую дверцу шкафа.
Мама подёргала ручку – не открывается.
– Где-то был ключ, – сказала мама.
Стася сделала вид, что она не знает, что такое ключ, и вообще первый раз в жизни слышит это слово.
Вдруг в шкафу что-то зашуршало за левой дверцей, которую вчера заклинило. Мама побледнела.
– Привидение, – сказала Стася.
– Если бы привидение, а то мышь! – воскликнула мама. – Картахена, лентяйка, почему мыши в доме? Стася, давай загородим чем-нибудь этот шкаф, чтобы мышь не выбралась. Например, диваном.
– Да он и так заперт, – пожала плечами Стася. – Левую дверцу заклинило, правая… э-э… сама себя ключом закрыла и ключ в форточку выбросила.
Мама пропустила это сообщение про ключ мимо ушей.
– Хорошо, не будем, – сказала она. – Как-то странно отгораживаться от мыши диваном. Но я их так боюсь… Завтра же куплю мышеловку. Суп доварится, и будем обедать.
И мама ушла готовиться к завтрашним урокам. А Стася взяла на кухне кусок сыра и задумалась: что делать? Слева в шкафу мышка, справа – привидение, оба голодные. С мышкой понятно, сейчас Стася её накормит, а вот что едят привидения? Так ничего и не решив, Стася начала пропихивать маленькие кусочки сыра в замочную скважину левой дверцы – для мыши. Там благодарно зачавкали и негромко сказали: «Аригато». Стася решила, что это по-мышиному «спасибо», и ответила: «На здоровье».
Из-за правой дверцы раздался голос:
– А мне?
– Тебе не положено, – объяснила Стася. – Ты привидение, а не мышка. Мыши едят сыр, а что едят привидения?
За дверцей хмыкнули и сказали:
– Саке.
– Ладно, – сказала Стася. – Соку принесу.
Она взяла на кухне пакетик апельсинового сока с трубочкой, просунула трубочку в замочную скважину и сказала:
– Пей, привидение, свой сок. Это полезно.
Привидение в шкафу высвистало сок в одну секунду и довольно заурчало.
– Вот и хорошо, – сказала Стася. – Теперь у меня три домашних животных: кошка, мышка и привидение.
– Нет, это ужасно! Это кошмар! Мистика какая-то!
Вечером этого же дня папа бегал и рвал на себе волосы. Не по-настоящему рвал, а как будто, чтобы все видели, как он расстроен.
– Что случилось? – спросила мама. – Опять Евстигнеев отличился? Записал ягуара в семейство сложноцветных?
– Да нет, Евстигнеев сегодня просто ангел, – отмахнулся папа. – У меня в кабинете кража! И не одна, а пять! Вчера всё на месте было.
– Пять краж – это многовато, – удивилась мама. – И что же украли?
– Ты не поверишь, – папа нервно взъерошил не до конца порванные волосы. – Во-первых, кто-то унёс скелет ихтиозавра.
– Может, школьный кот? – предположила мама. – Решил, что это рыбка, и захотел полакомиться.
– Да это же не настоящий скелет! – закричал папа. – Это муляж пластмассовый! Ты думаешь, здешний кот пластмассу жрёт?! Новости биологии.
– Не жрёт, а ест, – поправила мама. – Пластмассу вряд ли. Её даже термиты не любят.
– Откуда у нас в школе термиты? – удивился папа. – На Урале им не климат.
– На Урале всем не климат, – вздохнула мама. – А живём же. Что ещё пропало-то?
– Во-вторых, пропала сушёная вобла, которую Евстигнеев принёс для экспозиции «Рыбы наших водоёмов».
– Разве у нас вобла водится? – усомнилась мама.
– Мы ей плавники покрасили гуашью и замаскировали под окунька, – пояснил папа. – Получилось очень красивая витрина: экс-воблы, а ныне окуньки, висят на ниточках на фоне голубой бумаги, а вокруг водоросли, вырезанные из капустных листьев.
– А, помню эту экспозицию, – сказала мама. – Я ещё удивлялась, почему в углу кактус.
– Просто его некуда больше поставить, – пояснил папа. – А так он сошёл за подводное растение, неизвестное науке.
– Ага, кактусы наших водоёмов, – фыркнула мама и тут же усилием воли сделала серьёзное лицо. – И что, всю воблу стащили?
– Всю, – вздохнул папа. – А капусту оставили. И кактус тоже.
– Кого-то на солёненькое потянуло, – сказала мама. – Что ещё украли?
– Сушёную морскую звезду, – вздохнул папа. – Но это мне не жалко, у нас дома ещё три штуки есть, я принесу. Главное – пропал школьный телескоп. Если не найду, будет катастрофа. Он хоть и ненужный, но дорогущий, придётся выплачивать его стоимость. Могут и уволить за разгильдяйство. На минутку отвернулся и…
– Не уволят, ты же «учитель года», – утешила его мама и тут же поинтересовалась: – А рассрочку дадут? Чтоб не всё сразу платить?
– Не знаю, – сказал папа. – Телескоп стоял в шкафу, мы им и не пользовались. Но с ним всё понятно: вещь ценная, придётся директору доложить. А вот кому скелет понадобился?
– Какой скелет? – изумилась мама.
– Мой новый одноногий скелет, – пояснил папа.
Мама с ужасом посмотрела на папины ноги.
– Да нет, не мой в смысле мой, а мой в смысле не мой, – объяснил папа. – Он списанный из мединститута, дефектный, у него ноги не хватает, а так совсем хороший скелет. Мы на нём анатомию человека разбираем. И он пропал!
– Может, в милицию заявить? – предложила мама. – Объявят розыск.
– Ага, скелет в розыске, – фыркнул папа. – И что я скажу? Пропали вобла, ихтиозавр, звезда, скелет и телескоп? Меня тут же в психушку запрячут. Надо самим расследовать это дело. В конце концов, это не кража драгоценных камней в токийском музее. Но в масштабах нашей школы – просто преступление века.
Всё это слышала Стася, притаившаяся под кухонным столом. Она не собиралась подслушивать, а просто залезла туда, чтобы поиграть в первобытных людей в пещере.
«Ага, – подумала Стася. – Я им всё расследую. Я очень умная. Интересно, скелеты не кусаются? А то я скелет найду, а он ка-ак цапнет! Он же безмозглый, не знает, что я его спасаю… Что это они про камни говорили, я не поняла…»
И тут на лестничной клетке раздался дикий вопль.
Саша уже сто раз пожалела, что решила влюбиться в физрука. Сегодня как раз была физкультура, и Олег Эдуардович дал бешеную нагрузку, обзывая всех в классе киселём, амёбами и свиным холодцом, что было даже обиднее, чем холодец говяжий. Саше тоже досталось, но она терпела и даже пыталась смотреть на Олега влюблённым взглядом. Правда, под конец трудного урока во влюблённом взгляде читалась изрядная доля ненависти – очень уж она устала. Но Саша утешала себя тем, что от ненависти до любви один шаг.
После урока Олег Эдуардович подошёл к Саше.
– Сергеева, ты не заболела? – спросил он. – Ты как-то странно смотришь. У тебя, по-моему, что-то с глазами…
Саша постаралась вложить во взгляд максимум нежности. Физрук вздрогнул.
– Вот опять, – нервно сказал он. – Сергеева, может, тебя к доктору отвести? Вдруг сама не дойдёшь.
– Лучше отведите меня в волейбольную секцию, – томно протянула Саша и взмахнула ресницами. – Я решила всерьёз заняться физкультурой.
– Ты?! – изумился Олег Эдуардович. – Поистине сегодня день чудес. Почему вдруг? Неужели приказ президента об усилении физвоспитания на тебя так подействовал?
Саша подумала, как лучше ответить. Не объяснять же, что она влюбилась. Пусть сам догадывается. Не дурак поди, высшее образование всё-таки.
– Я хочу быть сильной, ловкой и быстрой, – наконец сказала она. – Мне надоело быть амёбой и холодцом. У меня комплекс неполноценности на этой почве.
– Да что ты, – возразил вежливый Олег. – Ты и не похожа вовсе на холодец. Это я не про тебя сказал, а про… не будем переходить на личности. А у тебя фигура очень даже ничего, даже талия где-то есть, так что брось свои комплексы.
«Ага, я ему тоже нравлюсь», – обрадовалась Саша и продолжила тему:
– Я всё равно хочу ходить в секцию. Можно?
Олег Эдуардович умилился такому энтузиазму и вечером на секции загонял Сашку до того, что она начала думать, что зря отвергла девятиклассника Дениса. «Денис бы меня не заставлял отжиматься десять раз, – вздыхала она. – Денис бы не требовал перепрыгивать через коня, когда я лошадей вообще боюсь. И козлов тоже. Всех – и рогатых, и физкультурных. Как-нибудь уж недельку-две долюблю Олега, а потом переключусь на Дениса. Наплевать на скрипучую куртку, скоро лето».
Олег Эдуардович был тронут усилиями Саши. Такой неспортивный, интеллигентного вида ребёнок, эдакая тургеневская девушка с косой – и вдруг прыгает через коня! Нет, тургеневские девушки, наверное, тоже с конями имели дело, всякие там охота и выезды на бал, но через коней они не прыгали точно. И ведь сама вызвалась, вот что дорого!
«Ничего, Сашенька, ничего, – думал про себя Олег. – Конечно, у тебя совершенно нет способностей к спорту. Ни малейших физкультурных данных, это же надо! Но я тебе помогу. Упорным трудом можно многого достичь. Конечно, жаль, что природа поскупилась и не оделила тебя талантом к прыжкам или метанию ядра. Тут ещё бы какое-нибудь небольшое чудо… Вот если бы у меня была золотая рыбка… Ба! Вот если бы ты съела ту рыбину, которую твой отец привёз из Японии! Ты стала бы сильной и крепкой, а технике уж я б тебя научил… Эх, жалко девчонку, так старается, и ведь ни малейших шансов даже на мастера спорта, не говоря уж об олимпиадах! Ещё Песталоцци говорил… нет, это проходили на третьем курсе, и я не помню, что он говорил, но что-то подходящее. А если…»
– Сергеева, я тебя провожу до дому, – сказал Олег после тренировки. – Уже темно. И нам надо обсудить упражнения, которые ты должна делать дома, чтобы быстро приобрести спортивную форму.
Измученной Саше уже было всё равно, хотя бы её и Ди Каприо до дома провожал в обнимку со Шварценеггером. Но в автобусе она немного пришла в себя, и у неё уже хватало сил говорить: «Да, да. Конечно» – на описания упражнений, которыми засыпал её физрук.
«И не возражает, со всеми моими предложениями соглашается, – в упоении думал Олег. – Изумительная девочка! В конце концов, способности – не главное! Лишь бы человек был хороший. Я её потренирую… витаминами подкормлю… на соревнования вместе ездить будем… Если… Ага… Сама она никогда на это не пойдёт… А я бы мог… Но тс-с-с. Нужно подумать… Тем более всякие биологии – совершенно ненужный предмет, поэтому дорогие пособия им вовсе не нужны. А физкультура теперь – важнейшая школьная дисциплина. Даже министр образования на моей стороне! Если удастся мой план… Потом можно будет и статью написать в «Физкультуру и спорт» под заголовком «Как я выращивал таланты». Может, тоже в Японию отправят… Ладно, я не гордый, согласен и на Париж. Может, Сашу тоже в Париж взять? Заслужила…»
«Сейчас он от меня отстанет, дойду до дома и упаду на диван, – думала Саша. – Ой, как ноги болят… Страшная вещь – любовь. Ничего, скоро уже диван… даже есть не буду, сразу лягу…»
Так, в приятных мечтах, они дошли до Сашиного подъезда.
«Не хватало ещё, чтобы физрук припёрся к нам домой и рассказал родителям про мои физкультурные подвиги! Предки точно подумают, что я свихнулась», – подумала Саша, а вслух сказала:
– Вы меня не провожайте, Олег Эдуардович. Я к подружке зайду на втором этаже.
– Я в подъезд тебя заведу и подожду, пока зайдёшь к подруге, а то темно, – сказал Олег Эдуардович. – Бандитов – тьма.
– И вы за меня заступитесь? – восхитилась Саша, и даже ноги почти перестали болеть.
– Конечно, – небрежно сказал Олег. – Я знаю карате, ушу, сумо… и ещё гипноз.
– Здорово! – вздохнула Саша. – Тогда провожайте. Может, кто-нибудь нападёт.
Но никто на них не напал, к великому Сашиному сожалению. Олег Эдуардович проследил, пока Саша вошла в подружкину квартиру (пришлось-таки Саше на самом деле туда зайти). И медленно стал спускаться по ступеням.
Душераздирающий вопль застал его уже на выходе из подъезда.
Иван окончательно утвердился в мысли, что проще всего спасти Сашу от нечистой силы. Можно было подговорить друга Витьку переодеться привидением, но Иван не хотел никого посвящать в свои личные дела. Какая там ещё бывает нечистая сила? Ведьмы, вампиры, кикиморы… сказки всё это и ничуть не страшно. Не Бабой-ягой же её пугать. А вот интересно, боится ли Саша живых скелетов? Но если в темноте подъезда на неё нападёт завывающий скелет… Кстати, у Ивана был знакомый скелет. В кабинете биологии. Правда, одноногий. Впрочем, Иван резонно рассудил, что скелету не брейк танцевать и Саша не будет придираться, если на неё накинется скелет без ноги.
На перемене перед шестым уроком, улучив минутку, когда Андрей Викторович отчитывал Евстигнеева, Иван уволок скелет в коридор. В коридоре на перемене всегда творится такое, что на Ивана со скелетом никто и внимания не обратил. Подумаешь, надо человеку, вот и тащит.
В раздевалке было сложнее – там сидела бдительная Клара Никифоровна, поэтому пришлось предварительно заглянуть в туалет. В туалете Иван натянул на скелет свои физкультурные штаны, свитер, надел шапку и замотал его до самых глазниц шарфом. Получился такой спортивного вида скелет. Хоть сейчас на лыжню. Иван посадил скелет на скамейку в вестибюле, сходил в раздевалку и надел куртку. Без шапки Иван замёрзнуть не боялся, у него была куртка с капюшоном.
Они уже почти вышли из школы, как Клара Никифоровна спохватилась:
– Это ещё что такое? Это чего он так волочится?
– Это мой друг Витя, – быстро затараторил Иван, загораживая скелет, – ему плохо стало, я его на улицу веду. Видите, какой бледный. Перезанимался. Отличник он.
– Скорую надо вызывать, – всплеснула руками Клара Никифоровна. – А худой какой! Почти как Стася! Довели ребёнка, изверги. Ну погодите, я до вас доберусь! Знаю я их, в нашем доме этот Витя живёт! На биологии, поди-ка, парню поплохело?
И пошла вызывать скорую. Иван воспользовался этим и выскочил на улицу, волоча скелет под мышкой. До дома они добрались без приключений. В автобусе одноногому скелету сразу уступили место, а Иван напропалую врал, как его друг Витя попал в катастрофу, потерял ногу, похудел, побледнел и теперь он, Иван, за ним ухаживает, потому что Витя – круглый сирота и живёт у злой мачехи. Народ в автобусе расчувствовался, угостил скелета конфетой. Иван впихнул конфету в скелетовы зубы, та, конечно, провалилась вдоль позвоночника, и было похоже, что скелет конфету сглотнул.
Приехав домой, Иван понял, что поторопился – пугать Сашу надо было в темноте, а до темноты оставалось ещё часа четыре. Скелет надо было где-то спрятать. Домой его тащить Иван побоялся – мигом вычислят или Дашка, или Кошмар. Тогда он пристроил скелет за мусоропроводом и каждые полчаса выглядывал из квартиры, проверить – не спёрли ли. Но скелет стоял смирно, о побеге не помышлял и в полумраке подъезда походил на измождённого бомжа в свитере и вязаной шапке.
Быстро стемнело. Иван сказал бабушке, что идёт к Витьке решать задачу по математике, и выскользнул в подъезд – караулить Сашу. Для создания зловещей атмосферы Иван вывернул лампочку на площадках седьмого, восьмого и девятого этажей. Всё погрузилось во тьму. Скелет улыбался из-за мусоропровода. Иван спустился на улицу и замер у подъезда, вглядываясь в темноту. Вон пришёл автобус… вон выходит Саша… а с кем это она?
Иван увидел, что Саша вышла из автобуса не одна, но соображать, с кем она, времени не было. «Может, просто случайный попутчик», – подумал он, допилив в лифте на восьмой этаж. Там он вытащил из-за мусоропровода предварительно раздетый скелет и приготовился. Лифт уехал и остановился внизу, в него зашли. «Это Сашка, – подумал Иван и весь напрягся, – сейчас, сейчас…» Обнажённый скелет тускло белел в темноте. Через несколько минут автоматические двери открылись, кто-то вышел. Громыхая, лифт отправился вниз, а на площадке наступила темнота. Костлявая рука потянулась к незащищённому девичьему горлу… Череп зловеще ухмыльнулся…
– У-у-у! – вдохновенно завыл Иван.
– А-а-а! – заорала Саша не своим голосом и начала медленно оседать по стенке. Иван отбросил скелет (тот жалобно сбрякал по ступенькам). «Теперь пора переходить ко второй части драмы: появление юного героя», – подумал он и нежно сказал:
– Я спасу тебя! Со мной тебе нечего бояться! Ой, до чего же темно, где ты там?
Но дама Иванового сердца не расслышала ободряющих слов своего поклонника, она без перерыва визжала, время от времени приговаривая:
– Мафия! Убийцы! На честную женщину напали!
Иван сглотнул и пулей взлетел на девятый этаж, прервав операцию по спасению в самом её начале. «Если это и есть Саша, то прости-прощай», – подумал Иван, забившись в угол. «Только в таких тяжёлых испытаниях и можно узнать, что на самом деле представляет собой человек» – так, наверное, он бы подумал, если бы обстановка на площадке не была такой нервной.
Разом открылись двери двадцать второй и двадцать четвёртой квартир.
– Что тут случилось? – встревоженный Андрей Викторович на ходу натягивал футболку. – Кто кричал?
Свет из прихожих просочился на лестничную площадку. Соседям не составило труда опознать хозяйку квартиры двадцать три.
– Клара Никифоровна! – воскликнула Лидия Семёновна, Дашина бабушка. – Это вы? Как вы себя чувствуете?
– Как бы вы себя чувствовали, побывав в когтях у мафии, – пробормотала перепуганная уборщица.
– Какая мафия? – Стасин папа помог соседке встать. – Вас ранили?
– Андрюша, помоги Кларе Никифоровне сесть на стул, сюда, сюда, – мама пошире открыла дверь, и папа втянул Клару Никифоровну в коридор.
– Привидение? Бука? Бабайка? – спросила бабушку Даша.
– Скорее, нервы, – вздохнула Лидия Семёновна.
А Кошмар отыскал сумку Клары Никифоровны и вежливо принёс её туда же, куда затащили и хозяйку – к Сергеевым. Оставив сумку в прихожей за дверью, умный пёс вышел на площадку, замер и глухо зарычал.
Прыгая через три ступеньки, с первого этажа примчался Олег Эдуардович. Услышав вопль, он испугался, что на Сашу напали-таки бандиты, и прилетел её спасать. Сейчас он недоумённо таращился на Клару Никифоровну и её соседей и отпыхивался.
– Олег Эдуардович? – удивился папа. – Представляете, на Клару Никифоровну напали. Кстати, а как вы тут оказались?
– Гуляю, – сказал Олег. – Тренируюсь. Это очень хорошее упражнение – бегом на восьмой этаж и обратно.
И с непроницаемым видом пошёл вниз. По дороге физрук споткнулся о скелет, но сгоряча не обратил внимания – мало ли что тут валяется. Послышался звук подъезжающего лифта – это приехала Саша от подруги.
– Слава богу, ты вернулась, – обняла её мама. – А то тут такое творится…
– Да, по всему дому мафия… У них длинные руки, – объяснила Клара Никифоровна.
– Давайте я валерьянки вам налью, – предложила соседке мама, и все пошли к Сергеевым реанимировать жертву мафиозного нападения.
Стасю мало интересовало спасение соседки. Она тихо выскользнула на площадку и огляделась. Было очень темно.
«Сейчас я всё расследую, – думала Стася. – Главное – найти улики. Тут топталась такая прорва народу, что наверняка хоть одну улику обронили. Например, вот там, внизу, что-то белеется». Стася спустилась на несколько ступенек. Несчастный скелет тихо лежал на лестнице, свернувшись калачиком, и ни на что уже не надеялся. Стася не очень-то разобрала в темноте, что тут валяется, но решила, что такая большая улика ей в любом случае пригодится. Она взяла скелет за ребро и поволокла наверх, брякая черепом по ступенькам. И через приоткрытую дверь квартиры втащила в коридор.
– Папа, – позвала Стася, пыхтя от усилий. – Я тебе такую здоровенную улику нашла! Это мафия потеряла!
Папа оторвался от постанывающей Клары Никифоровны, которой он пытался поставить градусник в лечебных целях, и подошёл к Стасе. Потом издал странный звук и побледнел.
– Папа, ты чего? – встревожилась Стася. – Тебе эта улика не нравится? Так я её обратно отнесу, пусть на площадке лежит. Ты только не волнуйся.
– Это же мой скелет! – завопил папа не своим голосом. Клара Никифоровна испуганно посмотрела на него и засобиралась домой, бормоча:
– Свихнулся. А вот нечего было по Япониям разъезжать.
Мама бросилась к скелету, обняла его, как родного, и сказала:
– Вот видишь! Ничто не исчезает в никуда! Скоро все твои кражи вернутся. Всё будет хорошо.
– Интересно, он сам пришёл? – оглядела скелет Саша. – Или его принёс раскаявшийся вор. Наверное, скелет свистнули по ошибке, перепутав его с… с…
– С короной Российской империи, – сказала мама. – Не говори глупости, Сашка, скелет трудно с чем-нибудь перепутать.
Пришедший в себя папа поднял скелет на руки, отнёс на диван и заворковал над ним, проверяя, не сломался ли он во время побега, не подвернул ли последнюю ногу, ведь на улице гололёд. Остальные тоже переместились в комнату, потому что папа не хотел расставаться со скелетом, а мама – с папой. Клара Никифоровна почувствовала себя оскорблённой тем, что внимание аудитории переключилось с неё на скелет, и сказала:
– Я всех выведу на чистую воду. Здесь одна сплошная мафия кругом. Если бы не моя бдительность, всё бы уже вокруг подорвали и обворовали! Вот крутятся тут на площадке подозрительные личности. На старушек нападают. Так и на вашу квартиру скоро нападут.
– Ну и дураки, – пожала плечами мама. – У нас ничего ценного нет, кроме шкафа.
Папа подумал о ценной рыбе и решил обязательно отнести её с утра в школу – для безопасности.
Иван, уже порядком притомившись ждать, когда утихнет вся эта паника со скелетом, пробирался с десятого этажа к своей квартире, когда на площадке уже никого не было.
– Пришло привидение, – рассказала Дашенька брату о последних событиях, – очень нервное. Бяка.
– Пока ты был у Вити, Клару Никифоровну кто-то напугал, – пояснила бабушка. – Кажется, она считает, что это Андрей Викторович специально мафию нанял, чтобы свести её в могилу.
– Да ну? – удивился Иван. – Не похож Андрей Викторович на сводителя в могилу. Он умный и добрый. А зарплата у него маленькая, на киллера не хватит.
– А на шоколадку хватит? – поинтересовалась практичная Дарья.
– Ты спрашиваешь или утверждаешь? – Иван взял Дарью под мышку и понёс в комнату.
– Шоколадки Даша ест, ам-ам, – ответила сестрёнка. Бабушка и Кошмар тоже прошли в комнату.
– А я вот собачий корм не ем, – продолжил тему Иван, проскакав из угла в угол красивым аллюром. – Кто мне насыпал в рюкзак «Чаппи»?
– Привидение, – не растерялась малышка.
– Ой, действительно! – вплеснула руками бабушка. – Ванечка, скорее кушать! Не думаю, чтобы ты наелся одним собачьим кормом. Мы с Дашей сегодня котлетки налепили.
Через три минуты Иван задумчиво жевал котлеты и даже не сразу заметил, что в некоторых из них что-то подозрительно похрустывало. Что-то похожее на…
– Дарёха, ты помогала делать котлеты? – осенило Ивана.
– Да-а, – кивнула сидевшая напротив сестра и ангельски улыбнулась. Кошмар тоже улыбнулся.
– Смерти моей хотите! – зашипел старший брат, выплёвывая остатки котлеты.
– Нет, – удивилась Дашенька. – Камушки чистые. Из аквариума. Без микробов. Даша мылом помыла. Мойся, мойся, умывайся, грязь – смывайся, грязь – смывайся!
Иван проглотил кусочек детского мыла «Чебурашка» и поплёлся к аквариуму.
Рыбки его успокаивали. Но только не в этот раз. Сквозь мыльную пену едва были видны полудохлые гуппи.
– Сколько стоит подыскать этому ребёнку приёмных родителей? – чуть не плача простонал Иван, пересаживая рыбок в банку. Бабушка, совершенно не разбирающаяся в рыбках, погладила внука по голове. Из-за её широкой юбки высунула виноватый и любопытный нос Дашенька.
– Даша Ванечку рисовала. Подарить, – и она протянула Ивану рисунок, сделанный на листочке из его секретной тетради.
Ванечка вздохнул и решил тоже сделать подарок. Подарить аквариум Андрею Викторовичу. На время. Пока Даша не подрастёт. Ну и чтобы как-то компенсировать временное исчезновение скелета.
Утром папа повёз на работу рыбу и скелет. Сначала он намучился, пытаясь пересадить Кукуреку в термос для удобства транспортировки. Но строптивая японка чуть не откусила папе палец, и папа плюнул и решил везти её прямо в банке, только крышкой закрыл поплотнее, чтобы вода не выплёскивалась.
– Злая всё-таки зверюга, – заметила мама, бинтуя папе палец. – Ты к ней всей душой, а она…
– Может, у неё переходный возраст? – спросила Саша. – В смысле перехода от рыбы к ухе.
– Я тебе дам уху! – пригрозил папа. – В смысле по уху. Подумаешь, немного царапнула. Не откусила же. И даже если бы и откусила: у человека десять пальцев, парочка явно лишних.
– А скелет как повезёшь? – спросила мама. – В обнимку?
– Я рассчитывал, что со скелетом ты мне поможешь, – замялся папа. – Он же не кусается.
Мама с сомнением посмотрела на оскаленные скелетовы зубы и покачала головой:
– Не знаю, не знаю… Может, и кусается, я просто пальцы не подставляю. И вообще, дорогой, я тебя, конечно, люблю, но не до такой же степени! В одном автобусе с этим зоопарком я не поеду. У меня и так Стася с Сашей…
– Я вместо рыбы, а Стася – вместо скелета, – заметила Саша, уловив сходство. – Я свирепая, а Стаська худая.
– Я тоже свирепая, – обиделась Стаська. – Р-р-р!
– Но я, к сожалению, не худая, – вздохнула Саша. – Хотя после вчерашней тренировки чувствую себя просто как Кэти Перри.
– А я сегодня в школу вообще не иду, – объявила Стаська. – По субботам первый класс не учится.
– Да, я помню, – отмахнулась мама. – Я попросила Лидию Семёновну присмотреть за тобой.
Тем временем папа укутал банку старым Стасиным пальтишком, из которого она уже выросла, чтобы рыбка не простудилась. Потом перекинул скелет через руку, как плащ в тёплую погоду, и спросил:
– Как я выгляжу?
– Сногсшибательно! – выразила общее мнение Саша. – Полный отпад с улётом. Папка, я и не знала, что ты у меня такой крутой мен.
Папа немного возгордился и спросил у мамы:
– Тебе тоже нравится?
– Нет слов, – сказала мама. – Чистый сюр. Сальвадор Дали умер бы от зависти. Только я боюсь, что скелет в автобусной тесноте развалится. Может, его как-нибудь в кучку собрать?
– Да, пожалуй, – согласился папа.
Сложили скелет в авоську. Он нормально поместился, только рёбра торчали, как у Стаськи.
– Не так эффектно, но более функционально, – одобрил папа и пошёл на автобусную остановку.
На остановке к папе особенно не присматривались. Только какая-то незнакомая бабулька поглядела на сетку со скелетом и спросила папу:
– Почём копчёные рёбрышки брали?
Папа тоже посмотрел на сетку и честно сказал:
– Они сами ко мне пришли. Бесплатно и своим ходом.
Больше бабка вопросов не задавала.
Подъехал автобус, папа в него втиснулся. Подошла кондукторша и, увидев у папы в руках банку в пальтишке, громко сказала:
– Посадите мужчину с ребёнком. Вон там девочка пусть встанет.
– Это не ребёнок, – поправил папа. – Вот, поглядите сами.
И немного отодвинул с банки воротник пальтишка.
Кондукторша наклонилась к банке, чтобы посмотреть. Рыба тоже, видимо, захотела посмотреть, поэтому они с кондукторшей столкнулись нос к носу. Зубы рыбы клацнули. Хорошо, что между ними было стекло, а то кондукторша осталась бы без носа.
– Ой! – отшатнулась она. – Там тигр!
Пассажиры вокруг заволновались.
– Да что вы, какой тигр! – возмутился папа такой биологической неграмотностью. И в избытке чувств неловко взмахнул сеткой со скелетом. Оскалившийся череп пролетел прямо перед неоткушенным носом кондукторши. Та побледнела и спросила стоявшую рядом толстую тётеньку:
– Вы на следующей выходите?
– Нет, – удивилась та.
– А я выхожу, – решительно сказала кондукторша и действительно вышла. А папа злорадно поехал без билета. И остальные пассажиры тоже.
Конец бесплатного фрагмента.
Приобрести полную версию можно, перейдя по ссылкам ниже.